Том 2 [Собрание сочинений в 3 томах] - Франсуа Мориак

Леони Костадо сидела не у раскрытого окна, как полагал ее сын, а за письменным столом, на котором горела низкая лампа. Все окна и двери были заперты из-за москитов. На ночном столике, как всегда, стоял букет лаванды, распространявший одурманивающий запах. Старуха мать, не глядя на сына, подставила ему лоб для поцелуя.

— Вот смету рассматриваю на ремонт по улице Гург, — сказала она.

Она всегда обозначала свои доходные дома по названиям улиц, на которых они находились; говорила, например:

«Скоро надо будет новую крышу поставить на бульваре Мартиник. А на набережной Палюдат сточный желоб придется сменить».

— Ну, бедные мои дети, не везет вам в этом году, как раз когда вы вступаете во владение имуществом. Пожалуй, еще попросите у меня денег на текущие расходы. Да… — задумчиво добавила она. — А где мне их взять, из каких капиталов?

Робер ничего не ответил. Но мать догадывалась, что ее слова находят отклик в этом малодушном существе. Она чувствовала, что он разочарован, колеблется, но еще не определила, какой тактики ей следует держаться. Легче всего ограничиться оттяжками. Так-то оно так, но ведь с каждым днем он увязает все больше. И все же она решила не начинать прямого наступления, пока не будет назначен день свадьбы. Однако чуть ли не каждой своей фразой она почти бессознательно вела на сына атаку. Робер смотрел, как в кругу света, падавшего из-под абажура, темной глыбой вырисовывается грузная фигура матери, угол письменного стола и спинка резного кресла. И тогда в этом безвольном человеке заговорило сердце и повлекло его к некоему хрупкому существу, которое в эту минуту было уже в четырех километрах от города и, закрыв глаза, подставляло лицо первым дуновениям ветра, напоенного запахом вереска и сосновой смолы.

Трамвай остановился; Роза вышла, сказав кондуктору: — До свидания, до завтра.

Он ответил:

— Нет, завтра утром я не работаю. Моему сменщику черед заступать.

В детстве он, вероятно, был худосочным, золотушным ребенком и до сих пор выглядел болезненным мальчиком, хотя на руке у него уже было толстое обручальное кольцо. Роза пожелала ему спокойной ночи и пошла вдоль ограды темного парка. Ей хотелось погладить рукой ветки, перекинувшиеся через низкую изгородь, оплетенную вьюнком. Лучше, чем люди, они знали о ее любви, вернее, были к ней ближе, были сопричастны к тайному миру ее радостей, окутывали его шорохом своей листан. Они и знать не знали, что Роза Револю бедна, плохо одета, плохо причесана и даже не очень хорошо умыта, так как она встает еще до рассвета, одевается наспех при свече и никто ей не приносит кувшин горячей воды. Деревья протягивали над головой исхудалой продавщицы те же зеленые опахала, под которыми когда-то проходила юная свеженькая девушка в летних светлых платьицах, похожих на венчики цветов.

Как всегда, для нее было приготовлено в столовой «перекусить» и, как всегда, в дальнем углу комнаты стоял брат, поджидая Розу. Однако он не подошел поцеловать ее. Она сама подошла и погладила его по голове.

— Тебе пора постричься, — сказала она.

От взлохмаченных волос большая голова Дени казалась еще больше. В упор глядя на сестру красивыми и круглыми, как у совы, глазами, он спросил:

— У Робера все благополучно?

— Вполне, — ответила она. — А знаешь, он в субботу приедет к нам и останется ночевать.

Дени осведомился, где поместят гостя.

— В зеленой комнате.

— Нельзя. Там крыша протекает.

— Ничего, погода прекрасная.

— А если гроза будет?… Лучше уж в комнату с гвоздиками.

— Что ж, можно и сюда.

В воображении Розы Роберу всегда отводили в их старом доме зеленую комнату. Но она покорно переселила его образ в более тесные рамки комнаты, обитой кретоном с букетиками красных и розовых гвоздик. Дени предложил сестре прогуляться перед сном по саду. Ей и самой очень хотелось пройтись по той аллее, где молодые невысокие деревца не закрывали звездного неба, но она едва стояла на ногах от усталости и знала, что уже на половине вечерней молитвы ее сморит сон и сразу же она провалится в черную бездну.

Проходя мимо комнаты Жюльена, она услышала голос матери:

— Это ты, Роза? Не входи: Жюльен раздевается. Какие у тебя новости?

— Никаких. Только вот Робер в субботу приедет.

— Робер? Ужасно мило… Как раз в субботу вечером у нас будет сюрприз… Да, да, большой сюрприз, — по-ребячьи сюсюкала мадам Револю. — Вот увидишь.

Роза терпеть не могла, когда мать начинала говорить тоненьким голоском шаловливой девчушки. Раздеваясь, дочь думала: «Бедная мама! Как она сдала!»

Дени бродил один по тенистым аллеям в густой тьме, такой же непроглядной, как мрак, застывший в его душе.

В тишине звонко трещали цикады. Из всех планет в мире только на Земле раздавалось их стрекотанье. Дени думал: «Через десять, через двадцать лет я буду помнить этот вечер и мои теперешние муки». Он был один, и не только в садовых аллеях или на лужайке, — совсем один в беспредельном пространстве, где движутся бесчисленные миры. Послезавтра в этот час здесь будет Робер… И вдруг Дени услышал запах цветущих лип — вот так же в субботний вечер будут вдыхать этот аромат жених и невеста. И он представил себе, как их любовный шепот нарушит вечерний покоя. Внезапно над его головой зашелестела листва, словно в предчувствии страстного волнения влюбленных, которых ей предстояло укрыть своим шатром. Дени подумал: «Может быть, в субботу будет гроза», — и тотчас почувствовал запах мокрой земли и ветвей, отяжелевших от долгого ливня. Почудилось даже, что на лоб ему упали первые крупные капли теплого летнего дождя, как упадут они послезавтра на волосы Розы и Робера. Лишь через чужие ощущения он воспринимал эту ночь, самого же его она как будто и не касалась.

Он повернул обратно, к дому, и шел, размышляя о том, что чувствовал бы в такую ночь Пьер Костадо. Вот он, наоборот, воспринимает людей только через природу и почти всегда погружен в ее созерцание, а люди, все люди, остаются для него чужими и далекими существами. Никогда Пьер не мог думать ни о себе, ни о других, ни даже о боге отдельно от жизни вселенной — настолько она поглощала его… Как это там у него в стихах написано?… Странные такие стихи, которые он посвятил Розе, когда обожал ее. Дени запомнил только две первые строфы; он прочел их вполголоса:

Ты спишь. Я ухожуБеззвучно пред зарею.Твой образ уношу —Он будет век со мною.Я в полдень золотойТвоим согрет лишь жаром,В безмолвный час ночнойПодвластен знойным чарам.

А любит ли еще Пьер Розу? Ревнует ли ее к брату? Все его страсти растворялись в восторженном созерцании вещественного мира… «А у меня вот не так, — думал Дени. — Что мне земля, травы, деревья? Все это слепое, глухое и ничего не чувствует!»

В прихожей на столе горела оставленная для него свеча. Он поднялся на второй этаж, и ему захотелось заглянуть в комнату с гвоздиками, где будет спать Робер. Ее называли также «Комнатой дяди Дениза», по имени двоюродного деда, жившего еще во времена Второй империи. У этой комнаты не было особого назначения, дети заглядывали в нее, лишь когда играли в прятки и в поисках укромных закоулков разбегались по всему дому.

Дени поставил свечу на комод. Вся мебель в комнате сохранилась со времен Реставрации. Ему вспомнилось, что вазы, стоявшие на камине под стеклянными колпаками, расписаны были с двух сторон, я притом по-разному: спереди на картинке обнимались влюбленный пастушок и пастушка, а на другой стороне два ангела преклоняли колени перед чашей со святыми дарами; таким образом, эти вазы могли украшать и гостиную и церковный алтарь. Дени вспомнил также, как однажды в детстве, расшалившись, он стал раскачивать надтреснутый край подоконника. Откинув ставни, он распахнул окно в прохладную благоухающую бездну летней ночи и, потрогав рукой подоконник, убедился, что край его действительно качается. Он принялся дергать ненадежную планку изо всех сил, тщетно пытаясь ее оторвать. Ведь Робер мог облокотиться на этот подоконник. Робер… Такой рослый малый и с такой атлетической фигурой, а все равно не кажется сильным, потому что у него нерешительное выражение лица и вялые движения. Как это Розу не раздражает такое противное несоответствие? Дени представил себе, как Робер обопрется своими сильными руками на этот расшатанный подоконник, выглянет в сад, перевесившись всем туловищем, и вдруг полетит вниз со второго этажа. Отогнав возникшую в воображения картину, Дени затворил окно.

Глава одиннадцатая

В субботу Роза, Робер и Дени все вместе отправились в шесть часов вечера в Леоньян. Дени всю дорогу стоял на передней площадке трамвая. Роза чувствовала себя усталой и поэтому сидела с женихом в вагоне. Она не смотрела на Робера, ей достаточно было знать, что он тут, рядом с нею; ее обнаженная рука касалась шершавой ткани его пиджака. Два дня они проведут вместе, будут неразлучны. Два дня! Счастье просто невероятное!.. И все же разве можно сравнить эти светлые часы с тем, что ждет ее и Робера впереди, где будут чудесные дни и чудесные ночи нерасторжимой близости. Жизнь прекрасна! Робер молчал. Розетта знала, что нелегко проникнуть в его мысли… Но ведь у нее впереди так много времени, она научится их разгадывать.